г. Санкт-Петербург, г. Пушкин,
ул. Пушкинская, д. 14

Заметки о психоаналитической ситуации в оптике фундаментальной онтологии

Основанием для написания данной статьи явилось широко распространённое мнение об аналитическом взаимодействии аналитика и анализанда лишь в узко техническом смысле. Несмотря на то, что подавляющим большинством психоаналитиков такие понятия, как сеттинг, нейтральность, запрос анализанда, перенос, контрперенос и интерпретация являются одинаково интерпретируемыми, аналитическое взаимодействие до сих пор не размещается в таких координатах, как время, пространство, Другой, интерсубъективность. Это является особенно важным в контексте того, что в истории ХХ века психоанализ и философия были тесно переплетены друг с другом, а экзистенциальная психотерапия легитимировала этот союз. Отдельно обращаясь к феноменологическому анализу как к методу исследования и описания психоаналитической ситуации через призму оптики М. Хайдеггера, мы выявляем новые феноменологические модели психоанализа.

Проблема осмысления психоаналитической ситуации с применением феноменологического метода активно разрабатывалась такими учёными, как Ж. Кондрау, Л. Бинсвангер, М. Босс, А. Хольцхей-Кунц. Методология их исследований вылилась в оформление школы Dasein-анализа, где предлагаются психотерапевтические подходы с использованием феноменологической модели вместо психоаналитической интерпретации. Главным образом, круг указанных философов работает с хайдеггеровским «Dasein», применяя его к человеческому бытию, что и выливается в название метода.

В труде «Бытие и время» М. Хайдеггер уточняет содержание типичных для онтологии категорий, таких как «бытие» и «сущее», вводя ряд собственных онтологических категорий — «Dasein» и феномен вопрошания, главным образом характеризующем бытие человека.

Согласно пониманию М. Хайдеггера, бытие как процесс невозможен без сущего как субъекта бытия и неотделим от него. Сущее представляет собой нечто пребывающее в процессе существования, как бы «занятое» им. В то время как бытие рассматривается по отношению к сущему как процесс существования пребывающем по времени. Таким образом бытие и время становятся атрибутами сущего: бытие — как основное «занятие» сущего, а время — как ресурс этого занятия.

Такая онтологическая концепция была бы неполной, без особых категорий, раскрывающих специфику бытия человека. Такими категориями в философии М. Хайдеггера стали «Dasein» и «вопрошание». Dasein — традиционно понимают как «вот-бытие», «здесь-бытие» или наличное бытие. То есть сущее в моменте, занятое актуальным «проживанием» бытия, само по себе актуальное бытие. Согласно М. Хайдеггеру, «Dasein» — это такое сущее, которое способно вопрошать о бытии. Именно с вопрошанием связано бытие человека. То есть вопрошание — это такой способ бытия, когда бытие осознаётся, экзистирует.

«Если «Я» есть сущностная определённость Dasein, то она должна интерпретироваться экзистенциально»1Хайдеггер, М. Бытие и время /Пер. с нем. В. В. Бибихина. — Харьков: «Фолио», 2003 — 503 с., С 143, — говорит М. Хайдеггер. И такая интерпретация, по сути, есть рефлексия собственного существования, самоочевидно вытекающая из констатации факта личного бытия из эмпирического опыта существования, конкретное Dasein, оформленное «вот-бытие» конкретного «Я», моё личное «здесь и сейчас».

Такое понимание бытия человека смещает нас в личное бытийное переживание, которое сводится к вопрошанию. Это не просто сущее, пребывающее в бытии, не просто процесс или «занятие бытийностью», это вопрошание как активное присутствие в собственном существовании и его рефлексия. Такому вопрошанию противопоставлена повседневность, как нечто скрадывающее бытие человека де-факто. Это как различие между объективным ньютоновским и субъективным экзистенциальным временем. Последнее, то есть личное переживание времени с точки зрения человеческого бытия, имеет первоначальное значение для человеческого бытия. Час, проведённый в очереди в поликлинике, и час просмотра любимого фильма — совершенно различны субъективно и идентичны объективно.

В то же время основатель психоанализа З. Фройд исходил из положения, что человеческое поведение определено во многом иррациональными влечениями, имеющими бессознательную природу. Попытки осознания влечений приводят к защитным механизмам, которые, в свою очередь, являются инструментами искажения реальности и её трансформированных интерпретаций: в зависимости от конкретного защитного механизма такая трансформация формирует различное иллюзорное отображение событий жизни и её восприятия. С одной стороны, защитный механизм вытекает из необходимости защиты сознания от отрицательного влияния негативных событий и переживаний, с другой стороны, конфликты между реальным отображением реальности и вытесненным, в том числе посредством защитных механизмов, могут приводить к неврозам и иным психоэмоциональным нарушениям.

З. Фройд в своей работе «Введение в психоанализ» указывает: «Иногда всё, что можно наблюдать в душевной жизни, называют психическим феноменом. Важно выяснить, вызвано ли отдельное психическое явление непосредственно физическими, органическими, материальными воздействиями, и тогда оно не относится к области психологии, или оно обусловлено прежде всего другими психическими процессами, за которыми скрывается, в свою очередь, ряд органических причин. Именно в этом последнем смысле мы и понимаем явление, называя его психическим процессом, поэтому целесообразнее выражаться так: явление имеет содержание, смысл. Под смыслом мы понимаем значение, намерение, тенденцию и место в ряду психических связей»2Фройд, З. Введение в психоанализ. — Санкт-Петербург: Питер, 2017 —  377 с., С. 251.

Бытие человека по З. Фройду — это некая игра защитных механизмов психики, скрывающая, путающая человека, отводящая его субъективное бытие от объективной реальности. Так, он указывает: «Молодой человек рассказывает мне: «Несколько лет тому назад у меня были семейные неурядицы, я считал свою жену слишком холодной, и, хотя я признавал её прекрасные качества, мы жили без нежных чувств друг к другу. Однажды она подарила мне книгу, которую купила во время прогулки и считала интересной для меня. Я поблагодарил за этот знак «внимания», обещал прочесть книгу, спрятал её и не мог потом найти. Так прошли месяцы, иногда я вспоминал об исчезнувшей книге и напрасно пытался найти её. Полгода спустя заболела моя любимая мать, которая жила отдельно от нас. Моя жена уехала, чтобы ухаживать за свекровью. Состояние больной было тяжёлое, жена показала себя с самой лучшей стороны. Однажды вечером, охваченный благодарными чувствами к жене, я вернулся домой, открыл без определённого намерения, но как бы с сомнамбулической уверенностью определённый ящик письменного стола и сверху нашёл давно исчезнувшую запрятанную книгу». Исчезла причина, и пропажа нашлась»3Фройд, З. Заметки о любви в переносе / пер. М. Вульфа [Электронный ресурс] — Режим доступа: <https://psychoanalysis.by/2018/03/29/article-psychoanalysis/>.

И такая игра, по сути, и есть бытие как бесконечный поток погружённости в личные психические переживания и парадоксальные феномены отражения действительности. Это есть бытие человеком, проживаемое его реальностью, его отношением к действительности, созданное его психикой.

Фактически человек может находиться в определённых условиях: месте времени, быть занятым чем-то, общаться с людьми, но при этом его сознание будет держать в фокусе нечто, что может и не быть связано с его реальной непосредственной деятельностью в конкретном моменте, и быть скорее там, нежели в объективном мире. Его реальность и бытие будут выстраиваться вокруг феномена сознания, ставшем предметом интенции.

Этот парадокс наглядным образом представлен через просмотр кинофильмов. Сознание интенционально настраивается на события фильма, игнорируя порой объективный мир, хотя его (фильма) изображение носит локальные пространственные границы — границы экрана, что является намного меньшим картинки объективного физического мира. Популярность смартфонов и вовлеченность в них людей также демонстрирует способность сознания целиком и полностью интенционально погрузиться в предмет, и события «в телефоне» будут проживаться ярче, чем жизнь в объективной среде.

Мышление — есть бытие. Соответственно негативную окраску у М. Хайдеггера имеет «бегство от мышления». Эта проблема у него выливается в категорию Das Man — как источник неподлинного существования человека, которое характеризуется повседневным, несобственным существованием в социуме, при котором он безлико пребывает среди других, таких же безликих.

Именно вопрошание является антиподом бездумности, как истинное проживание бытия. Он пишет: «Усиливающаяся бездумность проистекает из болезни, подтачивающей самую сердцевину современного человека. Сегодняшний человек спасается бегством от мышления. И всё же каждый может выйти в путь размышления по-своему и в своих пределах. Почему? Потому что человек — это мыслящее, то есть осмысляющее существо. Чтобы размышлять, нам отнюдь не требуется «перепрыгнуть через себя». Достаточно остановиться на близлежащем и подумать о самом близком: о том, что касается каждого из нас — здесь и сейчас, здесь, на этом клочке родной земли, сейчас — в настоящий час мировой истории»4Любимов, Г. П. Сверхчеловек, великий Хам и das man // Вестник Санкт-Петербургского университета. Политология. Международные отношения. — 6 (2), 2013 — С. 14-18..

Поэтому проблема человека в текстах М. Хайдеггера в контексте его бытия — это не только собственно онтологическая проблема, но также этическая. Ведь бегство от мышления — есть бегство от бытия. Человек, который пребывает в немыслящем состоянии — по сути пребывает в неподлинном бытии.

Как раз в таких случаях полезно и терапевтично переключение внимания анализандов с их чувств и переживаний на само бытие, и, наоборот, осознание бесперспективности зацикливания на своих чувствах. За своими чувствами и переживаниями не остаётся времени, чтобы услышать Зов бытия и ответить на него. Преодолевая дискомфорт и экзистируя жизнь в новое будущее, жизнь начинает играть новыми красками, происходят новые встречи, уходят невротические симптомы, происходит восстановление сна.

Перенос фокуса внимания с личных переживаний и ощущений на бытие, совместность и со-бытийность, принятие своей «брошенности» как базовых условий своей жизни, актуализация способности слышать Зов бытия и поддержка решимости анализанда ответить на Зов, помощь анализанду в освоении языка как дома Бытия и являются основными терапевтическими положениями такой практики. Появляются и более яркие, эффективные результаты: уходит невротическая проблематика, жизнь «покидают» транквилизаторы и иные ранее необходимые препараты, появляется любимое дело, происходит прощение и принятие родителей: этот список можно продолжать бесконечно. И самое главное: в жизни, наконец, появляется смысл. Описанные рекомендации могут быть практически реализованы специалистами в области психоанализа, используя данный инструмент депсихологизации бытийных оснований анализанда для решения широкого круга запросов.

Напишите мне