Борьба с раком: медицина или психология?

Вглядываюсь в лица слушателей на одном из вебинаров, посвящённого онкопсихологии – точнее, методам психологического лечения рака. В них столько надежды! Сам вебинар называется по-современному и методы, представленные в нём, современные. Авторы утверждают, что обучающийся сможет оказывать профессиональную психологическую помощь онкобольным, изучив гипнотические психотехники и телесные практики и получить диплом, хотя и не обнадёживают планируемым результатом предлагаемой помощи.

Что же такое – рак? Рак – основная причина всех смертей в возрасте от 35 до 65 лет. Существует более двухсот разновидностей опухолей, при этом излечиваемость рака в мире составляет в среднем около 52% (с учётом пятилетней выживаемости). В первые пять лет после установления диагноза умирает не менее 50% онкологических больных. Эффективность лечения рака за последние 40 лет выросла только на 6,5 – 7%.

Альтернативные методы лечения рака, известные на сегодняшний день: методы Качугиных, М. В. Кутушова (ДСТ-терапии), В. В. Тищенко (на основе болиголова), А. Н. Алефирова (на основе аконита), Н. В. Шевченко, А. С. Дорогова (иммунотерапия АСД, АСД-2), Болотова (ферментная терапия), Е. Г. Лебедева (комплексный подход), Э. Ревичи (системная терапия), ОГТ (общей гипертермии), метод фотодинамической терапии, метод психотерапии рака по К. и С. Саймонтон, методы фито- и фунготерапии рака и т. д. и т. п¹.

Жажда излечения и, одновременно, глобальная неэффективность медицины, породили целую индустрию шарлатанства, которая активно эксплуатирует человеческое незнание и беспомощность больных, готовых хвататься за любые панацеи излечения от рака. Хотя, казалось бы, круг методов борьбы с онкологическими заболеваниями уже давно очерчен, тем не менее, многие пациенты регулярно выходят за пределы круга в поисках спасения. Одни сами не выдерживают тяжести процесса лечения стандартными методами, других к альтернативной медицине подталкивают сами врачи, объявляя их неизлечимыми, третьи следуют модным советам в интернете. Как писал Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита»: «Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к учёным врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье — совершенно бессмысленно, вы сами понимаете»².

Неплохие результаты показывает клиническая психология. «Спустя 10 встреч с онкопсихологами у пациентов снизился эмоциональный дискомфорт и тревога о будущем, рассказывает младший научный сотрудник исследовательского центра психиатрии и неврологии имени В. М. Бехтерева Павел Чернов. Они стали чаще обращаться за помощью и поддержкой к окружающим, не стеснялись говорить о том, что их тревожит, с медиками и стали чаще обсуждать свои проблемы с близкими людьми. Онкобольные стали меньше уставать и жаловаться на отсутствие аппетита. С точки зрения онкологов же, главным достижением реабилитации стало то, что в группе не было ни одного отказа от сеанса лучевой и химиотерапии»³.

Сами пациенты считают, что губит не рак, а страх⁴. Онкологическое заболевание нередко рассматривается больным не только как физическая патология, но и как эмоциональная катастрофа, нарушающая функционирование человека как личности. «Я прошла 2 химиотерапии, и 1 курс облучения. Потому что мои родственники умоляли меня «слушать докторов». После этих процедур опухоль стала более твердой и очень болела обожжённая радиацией кожа. Это было последней каплей и я ушла из онкоцентра… Большинства из 11-ти женщин, которые лежали со мной в таракальном отделении онкоцентра и выполнили все предписания врачей уже нет на этом свете… И их последние годы были адом отчаяния, боли и угасания…»⁵. По данным Российского научного центра им Н. Н. Блохина, реактивная тревога (нарушение приспособленности) у онкологических больных наблюдается в 20 — 32% случаев. Депрессию наблюдают у 50 — 65% больных, когда они впервые оказываются лицом к лицу с неизбежностью и смертью. — Вначале надо исцелить душу, – считают психологи; за ней последует исцеление ума и тела⁶.

В этом тактичном вопросе, балансирующем на грани жизни и смерти, нам необходимо обратить внимание на вопрос, что понимают под словом «результат». Как следует из текста выше, медики считают за результат содействие пациента химиотерапевтическому лечению, а психологи — облегчение душевных страданий, причём ни в одном из методов не даётся надежда на излечение. Хотя, даже некоторые психологи удостоверяют: «Кому-то некоторые чудо-методики частично помогают, иногда происходят необъяснимые исцеления, но, к сожалению, большинство случайных подходов себя не оправдывают»⁷. В интернете можно найти много случаев чудесного излечения от рака четвёртой стадии, которые, в свою очередь, не предлагают какой-то признанной методики⁸. На практике возникают дополнительные сложности, поскольку родные и близкие, по сути, считают такого человека уже мёртвым. Как пишет Мишель де М’Юзан в своей статье «Работа перехода»: «Она знала, что жить ей осталось совсем недолго, самое большее несколько месяцев. Как это часто бывает, перспектива её предстоящей смерти серьёзно нарушила её отношения с окружением. Так её муж, родители, сестра, которые хоть и нежно любили её, «настолько дезинвестировали отношения с ней, что они уже не могли быть ей поддержкой и помощью»… Для них во многих отношениях она была уже мертва или даже слишком затягивала момент смерти»⁹.

Ни в коем случае не претендуя на гарантию чудесных исцелений, я хотел бы в данной статье обратить внимание на принцип глубинной психологии и её подход — на то, что каждая болезнь неразрывно связана с психическим состоянием и имеет причину, но главное — что эта причина и даёт путёвку в будущее, если рассматривать её как «щипок судьбы» — то, что должно заставить задуматься о личностных изменениях, а не о всевозможных способах излечения при полном отсутствии каких-либо внутренних изменений. Эта ответственность подразумевает собой не только признание её пациентом — как я уже писал, на самого психолога ложится огромная ответственность, гораздо большая, чем ответственность учителя, врача или священника. Тем более, что возможности психологии с точки зрения воздействия на человека безграничны: можно помочь человеку в обретении новой жизни, семьи, работы, избавления от тяжких заболеваний, психического и социального благополучия, комфортного сосуществования с самим собой – разве это не прекрасно? И можно также убить в процессе некачественного психологического взаимодействия неосторожным словом, контейнированием собственных травм, безграмотностью и отсутствием эмпатии¹⁰.

Что же погубило миллионы раковых пациентов и продолжает губить? По сути, однобокость подхода: всемогущество врача, его господская позиция, вера пациента в чудесные таблетки или операции без всякого осознания причинности, вынесенные за скобки ценность и смысл собственной жизни. Даже слово «пациент» определяет само себя как нечто вторичное и патологичное по отношению к здоровому, всезнающему и всемогущему врачу. Да что там и говорить, сам психолог рассматривается страждущим как прикладное звено цепи, нечто незначительное, облегчающее курс лечения; назначенный человеком в белом халате — стандартная иерархия любого медицинского заведения. И хотя я вновь призываю не верить в чудеса психологического исцеления и чудодейственную ауру психологов без медицинского вмешательства — но прошу обратить внимание на тот факт, что глубинная психология — то есть наука о душе — даёт возможность излечить причину; причину, а не симптом, а как следствие, и симптоматику онкологии.

Соответственно, как следует из вышесказанного, правильный подход к лечению является всеобъемлющим: центральное внимание должно быть уделено взаимодействию в подходах глубинной психологии — и, как само собой разумеющееся, медицинским и иным подходам, в объёмах, установленных мировой практикой и организациями здравоохранения. Медицина — не чудесный талисман, она эффективно работает до той поры, пока не затрагивает человеческую душу, поэтому само по себе её влияние оказывается часто недостаточным. Если медикаментозное лечение эндогенных психических расстройств ещё как-то позволяет стабилизировать состояние организма — впрочем, не только за счёт уменьшения остроты негативных состояний, но и снижения возможностей наступления позитивных, то в более сложных случаях данный подход может оказаться бесполезным. Цель медикаментозного вмешательства — сохранение человеческой жизни, а не придание ей полноты. Однако, на сегодняшний день медицину считают самым надёжным средством, а популярным клиентским запросом в поиске психолога или психотерапевта является наличие медицинского образования.

Теперь несколько слов о том, почему описанный выше подход невозможен для внедрения на государственном уровне. Во-первых, это сложности с определением результативности, поскольку результатом может являться: отсутствие сопротивления к медицинскому лечению; устранение локальных болей; консервирование роста опухоли; временное облегчение душевных страданий посредством применения методик; полное выздоровление. Во-вторых, это вклад специалиста в достигнутый результат: ведь результатом в данном случае является совместно проведённая внутренняя работа, не выражающаяся количеством применённых методик (начало которой предваряет формирование «лечебного альянса»)¹¹, а следовательно, не подлежащая оценке. Ведь без яркого желания больного и, вероятно, определённых требований к нему, лечение всех тяжёлых состояний практически невозможно. Это открывает широкие возможности для шарлатанов всех мастей, поскольку отсутствие успеха можно объяснить тем, что клиент «плохо старался» или не был изначально готов. А медицинский подход даёт строгое объяснение любого результата, включая самый плачевный.

В третьих, это наличие индивидуальных особенностей и возможностей каждого больного. Психоанализом трудно увлечь множество людей, ибо они, объединённые в массу, теряют свою индивидуальность вместе с сомнениями, страхом и способностью к рефлексии¹². В отличие от рациональных алгоритмов, где деятельность специалиста может быть соответствующим образом оценена («нажал на кнопку — загорелась лампочка»), глубинная психология использует бессознательный аппарат аналитика, деятельность которого не детерминирована логикой. Это является ключевой особенностью психоанализа: отказ от инстанции собственного «Я», то есть её разрушение, а не укрепление, переход аналитика в «бессознательный» режим работы, который открывает такой же для анализанда¹³. Кроме того, индивидуальные особенности каждого больного предполагают разную эффективность и спектр подходов в разные периоды времени, да ещё и в зависимости от отношений со специалистом. А чем их измерять, эти отношения? И это мы ещё опускаем способность выдерживания заболевшим фрустрации, кругозор и начитанность, тип структуры личности и априорную картину мира, а также условия существования: включённость в социальные сети, зависимость от различных потоков информации в виде функций гаджетов, иллюзию доступности и непрерывности общения, остановку «потоков переживаний»¹⁴.

В четвёртых, это недостаточная проработанность аналитической теории. Даже если взять классический психоанализ З. Фройда, мы часто видим поверхностные объяснения происходящего, но не можем понять принцип работы. Как работают на самом деле перенос и контрперенос? Как влияют на ход взаимодействия онтологические параметры психоаналитической ситуации — время, пространство, интерсубъективность, Другой? Использовать интерпретацию или дескрипцию? Например, в классической психоаналитической теории принято считать, что в процессе переноса значимый объект смещается на аналитика и поэтому возможна проработка старых отношений. Перенос есть повторение, новое издание старых объектных отношений (Фройд 3., 1905)¹⁵. Но как возможно переиздание, если эти отношения были, скажем, далеко в детстве? Ш. Ференци, другой классик психоанализа, анализируя это уже в своей теории, писал, что «Перенос не является повторным изданием некой неудавшейся истории и более удачной попыткой её повторить. Возвращение к травматической ситуации, проживание её является недостаточным для того, чтобы изменить личностную структуру. Эту ситуацию можно заново прожить в контексте переноса, но это не будет означать её повторения. Это будет совершенно новое событие, поскольку оно перенесено в другой контекст: оно из измерения истории переходит в измерение отношений»¹⁶. То есть его объяснение заключается совершенно в другом, но тоже звучит непонятно: как именно и в каком объёме происходит этот перенос контекста? А ведь ещё много странностей: и объяснение первичной сцены, и эдипова комплекса, и комплекса кастрации…¹⁷. И это мы только начали говорить о самих понятиях.

В пятых, это нерегламентированные требования к самому аналитику, работающему с раком. Даже вынося за скобки тезис, что «психоанализу невозможно научиться», специалист должен соответствовать следующим требованиям: проходить личную терапию в достаточном объёме, постоянно обучаться, регулярно посещать супервизии, придерживаться правил психотерапевтической этики. В комплекс требований может входить наличие очных консультаций и даже семейный статус специалиста. А кроме того, относительная простота получения образовательных лицензий привела к низкому качеству обучения самих психологов, поэтому в Интернете существуют «чёрные списки» учебных заведений, дипломы которых солидные организации не принимают к рассмотрению.

В завершение возникает вопрос — если столько рисков и неизведанного, а надо ли вообще стараться что-то изменить в своём подходе к лечению онкологии? Здесь каждый решает сам и первым шагом является наличие понимания нераздельности психического аппарата и тела и их крайне тесной взаимосвязи. Это осознание, вкупе с изменением вопроса онкобольного «за что это мне?» на «для чего?» даст ту точку отсчёта, которая и приведёт к правильному решению.