Не только двое: кто находится рядом с терапевтом и пациентом

В античной философии не существовало разделения понятий «объект» и «субъект». В качестве основного термина в этом случае использовалось нейтральное понятие «субстанция», поскольку первобытный человек наделял все предметы и явления своего окружения специфической душой, аналогичной душе человека. Поэтому все объекты природы, вплоть до XVII века, рассматривались как субъекты, и только затем Гоббс и Лейбниц предприняли попытки разделения этих понятий. Известный вклад в развитие понятий внесли также Декарт и Кант, а глубокий анализ и их переосмысление произвёл уже в XX веке М. Хайдеггер.

Французский философ М. Мерло-Понти вводит понятие «феноменального тела», которое образует третий род бытия между «чистым субъектом» и объектом. Тело и экзистенция предполагают друг друга, поскольку тело есть «застывшая» экзистенция, а экзистенция представляет собой «постоянное воплощение», реализующееся посредством тела. Согласно его представлениям, единение тела и души носит метафизический характер, что придаёт его философии яркий экзистенциальный оттенок, направленный на раскрытие этих взаимных «магических отношений».

Философией М. Мерло-Понти и воспользовался Мишель де М’Юзан, описавший процесс смешения двух психических аппаратов — пациента и аналитика и создания в этом идентификационном соединении «химеры», оживлённой особыми процессами, происходящими в парадоксальной системе. Эта система функционирует как совместный аппарат для двух психик с точным разделением вкладов каждой стороны, где функциональные способности аналитика «одалживаются» анализируемым. Де М’Юзан рассматривает этот живой аппарат, обладающий пророческими способностями, способностями к предвосхищению и предсказанию, что помогает интерпретациям аналитика рождаться изнутри него. В своей работе «Контртрансфер и парадоксальная система» он иллюстрирует такой процесс взаимодействия, в котором в его голову приходит «вспоминание» — мысль о «прекрасном моряке» — которая, как оказывается, предсказывает инсайт его пациентки¹.

Уже позже американский психоаналитик Томас Огден представляет концепт «аналитического третьего» как третьего участника анализа, интерсубъективно генерируемый опыт аналитической пары. Аналитический третий порождён субъективностями пациента и аналитика, и он порождает сам анализ, поскольку без него не существует и аналитика с пациентом. Подобно тому, как по Винникоту, нет отдельно матери и младенца, так, по Огдену, «нельзя просто говорить об аналитике и анализанде, как об отдельных субъектах, которые воспринимают друг друга как объекты».

По мнению Огдена, опыт создаётся в аналитической интерсубъективности, которая снова и снова изменяется под воздействием нового опыта, и порождает новый опыт. Особое внимание он предлагает уделять мечтаниям (reverie, также как и у У. Биона), которые представляют собой навязчивое припоминание, сны наяву, сексуальную фантазию² и т. д. и могут принести огромную пользу, если будут проанализированы и будет найдена их связь с опытом пациента. Эти reverie — считает Огден — не просто размышления о невнимательности, нарциссической самововлечённости, неразрешённом эмоциональном конфликте и т. п .; «скорее, эта психологическая деятельность представляет символические и досимволические (основанные на ощущениях) формы, которые передаются неартикулируемым (и часто ещё не прочувствованным) опытом пациента, поскольку они приобретают форму в интерсубъективности аналитической пары»³.

И «навязчивое припоминание» Т. Огдена, и «странная мысль» М. де М’Юзана перекликаются с философией М. К. Мамардашвили, который говорит о различении терминов «вспоминание» и «воспоминание». «Воспоминание» — некий акт волевого усилия, когда тебя просят, например, вспомнить о чём-то: событиях детства, отношениях, травматических ситуациях. И есть «вспоминание», непроизвольный акт, не являющийся актом нашего знания⁴. Это именно тот позитивный момент, которому рады аналитические терапевты, сталкивающиеся в работе с клиентом с инсайтами или порождением новой цепи «вспоминаний». Вспоминание, которое приходит в голову вне зависимости от нашего усилия и, как правило, не связано рациональностью и прямой причинно-следственной связью с материалом пациента.